– Полтора, – уточнила Анна.
– Да, – прошептала Катрин. – Мне тебя не хватало.
– Могла позвонить, – вполне резонно заметила Анна, но в ее голосе не звучало упрека.
Катрин сглотнула ком в горле: – Не могла, – проговорила она. – Я даже сама с собой говорить не могла.
Анна ответила не сразу: – Понимаю тебя. Я чувствовала то же самое. Словно весь мир – мой враг.
– Да, да, – Катрин кивнула. – Но я все равно скучала по тебе.
– И я, – уронила Анна, – Приезжай ко мне. Хоть на несколько дней.
– К тебе? – растерялась Катрин. – К тебе – это…
– Сюда, в Париж, – перебила ее Анна. – Хочешь?
Хочет ли она?!! Что за странный вопрос! Катрин даже подскочила:
– Очень хочу! Но я должна поговорить с Сержем.
– Конечно, он тебя отпустит, – сказала Анна. – Поплачет и отпустит.
– Мальчики не плачут. Серж и виду не подаст, что не хочет меня отпускать.
– И что?
– Ничего, – ответила Катрин. – Я же не в плену здесь. Виза у меня есть. Возьму билет на Eurostar и приеду. Завтра.
Она даже не ожидала, что так обрадуется.
Бросив смартфон на диван, Катрин закружилась по комнате. Этот звонок – как свалившийся внезапно долгожданный подарок. Анна была ее любимой – и единственной подругой. В последнее время Катрин все больше и больше мучила совесть – зачем, почему, как получилось, что они так отдалились друг от друга? До событий того проклятого, смертельно жаркого лета, не проходило и нескольких дней, чтобы они, как минимум, не созвонились, и не поболтали, обмениваясь последними новостями и сплетнями, перемывая кости знакомым и, чего греха таить, своим мужчинам. Катрин так не хватало Анны – ее рассудительности и мудрости в житейских вопросах, которые саму Катрин, взбалмошную и нервную, всегда ставили в тупик. Но чем дальше утекало время, тем более неловким Катрин казался простой алгоритм действий – снять трубку, набрать номер и позвать Анну к телефону, а то и того проще – позвонить подруге на мобильный, и та сразу ответит ей. Но что ей скажет Катрин?
Но теперь эта неприятная дилемма больше перед ней не стоит. Она поедет в Париж, они поговорят, и между ними исчезнет тягостная недосказанность. Пускай они теперь живут в разных городах, даже разных странах – для родственной души это неважно, главное – знать, что тебя любят и понимают. А что Анна поймет ее, Катрин не сомневалась ни секунды…
В это время Булгаков у себя в кабинете перед монитором просматривал истории болезней своих пациентов. Он в задумчивости грыз колпачок ручки. Пора сдавать отчет, а у него, как всегда, ничего не готово. Он ненавидел бумажную рутину, пусть даже и в электронном виде. В принципе, все рутину он мог поручить ассистентам. Но Сергей придерживался золотого правила: «хочешь, чтобы было сделано хорошо – сделай сам». Не то, чтобы он совсем не доверял своей команде – все они были отличными врачами, прошедшими суровый отбор. Но это были результаты его работы – ежедневной, тяжкой, кропотливой.
Фоном Булгаков слышал посторонний звук – нудный и раздражающий, но до него, поглощенного отчетом, не сразу дошло, что там жужжит в кармане халата. Он взглянул на экран – Катрин.
– Ты почему трубку не берешь? – проворчала она.
– Слился в экстазе с работой, – честно ответил он. – А ты меня отрываешь.
– Удели жене минуту! – теперь ее голос был весел, совсем не похож на то нытье, которым она проводила его утром. – У меня к тебе дело.
– Давай свое дело, – сдался он. – Если оно не может подождать до вечера.
– Анна пригласила меня в гости, – радостно объявила Катрин. – Можно я съезжу к ней дня на три?
Булгаков замер. Она хочет уехать? Оставить его одного? На сколько, она сказала, дней? Три, тринадцать, тридцать? На три года? На всю жизнь?
– Ты уезжаешь? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал максимально спокойно.
– Хочу повидаться с Анной, – терпеливо объяснила она, поняв смысл его вопроса. – Я не видела ее долго.
– Я в курсе, – пробурчал он.
– Ну так что? – в ее голосе чувствовалось желание умаслить его как-нибудь. – Можно я поеду?
Булгаков искренне удивился.
– Ты спрашиваешь моего разрешения?
– Конечно, – улыбнулась она. – Ты же мой муж.
Он словно увидел ее улыбку, и на него нахлынуло внезапное ощущение счастья. – И как я тут без тебя, – проворчал он. – На сколько ты уедешь?
– На три дня. Можно? – снова робко спросила она.
– А остановишься где?
– В отеле.
– Может, тебе у Анны остановиться? – он безнадежно вздохнул.
– Значит, можно? – обрадовалась Катрин. – Я бы остановилась у Анны, но она сама в гостях. Жики, наверно, дама милая…
– Она своеобразная, – буркнул Сергей, вспомнив старую диву.
– Ну вот! Поэтому лучше я в отеле остановлюсь, – и, после мгновенной паузы, добавила. – А знаешь, я подумала, что…
– Что?.. – спросил он.
– Может, ты приедешь в Париж в пятницу вечером? – несмело проговорила Катрин. – Как было бы славно…
Булгаков мечтательно зажмурился. Проснуться с Катрин в Париже, вдвоем – разве мог он об этом грезить еще два года назад?
– Конечно, я приеду, – сказал он, еле сдерживая восторг в голосе.
– Отлично, – радостно чирикнула она. – Я сразу возьму для тебя билет на вечер пятницы и для нас обоих обратный на вечер воскресенья. Или на утро понедельника?
– Мне в восемь надо быть в клинике, – с сожалением сообщил он. – Так что давай остановимся на вечере воскресенья. Люблю тебя…
– Целую… – она повесила трубку.
С ним ли это происходит?.. Булгаков со счастливой улыбкой бросил отчет и потянулся. И лишь теперь у него мелькнула тревожная мысль – не поступает ли он неосторожно, отпуская ее одну? Вдруг… а что, собственно, вдруг? Его страх за Катрин уже переходит в паранойю. Она и так заперта здесь, как в клетке – он прекрасно видит, как Катрин рвется на свободу, словно птица, задушенная неволей. Пусть поедет, развеется – в конце концов, она будет там не одна, а с Анной и железной Жики. Старая тангера не допустит никаких неприятных неожиданностей. А потом они проведут с Катрин уик-энд dans cette ville de l'amour.