– И меня, – закончила Катрин. – Да, так оно и есть. Вы сказали – клеймо? Поразительно…
– Поразительно – что? – вскинулся он, но Катрин торопливо затрясла головой.
– Нет, ничего. Но…
– Будь он проклят, – мрачно перебил ее Джош и добавил: – Он так самоутверждался, наверно.
– Зачем ему? – нерешительно спросила Катрин. – У него не было проблем… по крайней мере, в этом плане.
– Зато были проблемы в голове, – процедил Джош. – Вот я и пытаюсь выяснить, чем они вызваны.
Некоторое время неловкую тишину нарушали только утки, крякавшие в прибрежных кустах и плеск воды под кормой лодки.
– О чем вы думаете, Катрин? – наконец заговорил Джош. – Вы вспоминаете этого монстра? Не нужно.
– Я не могу не вспоминать его. Разве возможно изгнать из памяти его беспредельную жестокость? Он даже Анну не пощадил – ее любили и уважали все. Все восхищались ее талантом и красотой.
– Анна, – его голос звучал почти безучастно. – Действительно, зачем она ему понадобилась?
– Здесь все сложнее и еще ужаснее. Разве Анна вам не говорила?
– Нет. Она грустно подтвердила сам факт покушения на убийство. Я не стал настаивать на подробностях – она так побледнела при этом.
– Я вам расскажу, – решительно начала Катрин. – Я знаю это от него самого, причем не только со слов. Рыков показал мне видеозапись того, как он измывался над ней. Не знаю, зачем он это сделал – скорее всего, хотел меня запугать.
Она глубоко вздохнула.
– Да, он так и сказал: «Смотри, тебя ждет то же самое».
– Вы не обязаны мне все это рассказывать, – пробормотал Джош.
– Да, не обязана. Но это поможет вам понять.
– Анна изменила Антону, своему гражданскому мужу, которого любила. Впрочем, до сих пор любит. Изменила с нашим общим другом – Мигелем Кортесом. Тот просто нагло обольстил ее. Рыков стал тому невольным свидетелем и начал угрожать ей, вынуждая признаться Антону в измене. Когда же Анна наотрез отказалась, он напал на нее, и чуть не убил – у него времени не хватило. Насилие в этом случае он применил как акт возмездия. Так он объяснил мне. А потом – прибил меня гвоздями к какой-то мерзкой деревянной плите в занозах…
Катрин поежилась, вспоминая, как питерский хирург вытаскивал из ее нежной кожи сотни заноз, успевших воспалиться и нагноиться – она неделю не могла лежать на спине.
– А что вы чувствовали при этом? – спросил Джош тихо, а потом словно опомнился. – Простите. Дурацкий вопрос.
– Вам интересно, что я чувствовала? – ее бровь снова поползла вверх.
– Я неправильно выразился. Это не любопытство. Вы так спокойно сейчас вспоминаете все это.
Катрин удивилась. Спокойно? Действительно ли она спокойна? Неужели он не замечает, как она внутренне напряжена – так, что даже спина начинает ныть?
– Физически мне казалось, что еще немного – и я умру от боли. Мне и правда хотелось умереть, потому что жить после того ужаса казалось невозможным. Я звала смерть, чтобы все поскорее кончилось… А смерть все не приходила, А он… словно чего-то ждал.
– Чего же он ждал, по-вашему?.. – прищурился Нантвич.
– Я… Я не знаю, – опустила глаза Катрин, – Может, что я наконец смирюсь? Но я не могла смириться. Лучше смерть, чем такое чудовище.
– Ваша гордость делает вам честь, Катрин, – задумчиво произнес Джош, – но иногда, лучше поступать разумно. Жизнь бесценна – пока вы живы, всегда остается надежда.
– Надежда? – переспросила Катрин, – тогда мне казалось, надежды нет.
– А сейчас?
– А сейчас боль притупилась, и я живу дальше. Наверно, я счастлива. Да, конечно, я счастлива, – поправилась она. – Но я не могу не думать о том, что случилось со мной и всеми нами тогда, два года назад.
Она замолчала, словно силы ее иссякли. Но американец не унимался:
– Вы упомянули Мигеля Кортеса. Он кто?
– Мой бывший друг, – словно через силу произнесла Катрин. – Возненавидевший меня по неизвестной причине.
– Быть может, вы его отвергли? И это ненависть оскорбленного мужчины?
– Я его не отвергала. Мигель всегда играл со мной в какую-то им самим придуманную игру, правила которой понимал только он один.
– Какую игру? – мрачно поинтересовался Джош.
Катрин чуть усмехнулась.
– «Querida, я бы тебя трахнул, если б ты не была женщиной моего друга».
– Мудреное название у этой игры, – хмыкнул Нантвич.
– Не такое мудреное, как кажется, – отозвалась Катрин. – А вот Анной он занялся вплотную, так, что у нее крышу снесло.
– Как-как? – рассмеялся Джош. – Уж этот ваш британский английский, Катрин… «Крышу снесло» – надо же!
– Это не смешно, – брови Катрин сдвинулись, и между ними залегла морщинка. – Она чуть не погибла из-за этого идиота. О том, какая это вопиющая подлость по отношению к Антону – я вообще не говорю!
– Антон – это ваш друг, – заметил Джош. – Тот, который единственный – просто друг?
– Я не говорила, что единственный. Но он – лучший. Лучший друг, лучший из людей, которых я когда-либо знала. За исключением моего мужа, конечно, – добавила она со всей возможной толерантностью.
– Ваш муж – врач? – спросил он и ее грустное лицо расцвело.
– Да, известный хирург. Он такой сильный, такой смелый! Если вы изучали мое досье… – она чуть покраснела, – то должны знать его имя.
– Сергей Булгаков, доктор медицины, – проронил он машинально.
– Да, это он, – подтвердила она, и в голосе ее звучала неподдельная гордость, что, разумеется, не осталось незамеченным американцем.
– Yeah, – протянул он. – Любопытно бы с ним познакомиться.
– У вас будет шанс, – сказала она и, опустив руку в воду, немного поболтала ею. – Завтра вечером он приедет из Лондона.