– Ах, боже мой, – воскликнула она, сдержав рвавшееся на язык непечатное выражение. Японец вскочил, кланяясь и извиняясь…
Джош жестом остановил его, и вывел Катрин на улицу, расстроенную и чуть не плачущую. Хорошо, она не успела надеть пальто – иначе ее итальянскому кромби пришел бы конец.
– Со времен Перл Харбор ничего не изменилось, – язвительно заметил Джош.
– Что? – Катрин растерянно смотрела на расплывающееся на юбке пятно, едва слушая, что он говорит.
– От японцев одни неприятности, – скривился агент.
– Катастрофа, – дрожащим голосом сказала Катрин. – Моя любимая юбка.
Джош ненадолго задумался и, как бы между прочим, заметил:
– У меня здесь квартира в двух шагах. И в rez – de – chaussée есть срочная химчистка. Уверен, они смогут что-нибудь сделать.
Катрин с сомнением молчала, ожидая подвоха.
– В чем дело? – Джош поднял светлые брови. – Вы меня боитесь? Не волнуйтесь. Я не нападу на вас.
Не дожидаясь ответа, он взял из ее рук пальто, и накинул ей на плечи. Катрин это разозлило, и она возмущенно фыркнула:
– Ну вот еще! С чего вы взяли! И вовсе я вас не боюсь!
Квартира действительно оказалась рядом, на улице Скриб, в мансарде дома времен Второй Империи. Джош спустился в химчистку, а Катрин, завернувшись в пальто, обошла небольшую студию, сунув любопытный нос даже в подсобку, где обнаружила пылесос и гладильную доску. При этом в квартире отсутствовала мебель – только стандартный набор на крохотной кухне, отделенной от жилой части тесным стенным шкафом. Посреди комнаты, словно трон, возвышался барный табурет. На который она и взобралась, так как больше сесть было некуда.
Джош вернулся минут через десять, без юбки, с квитанцией в руке.
– Обещали через час, – доложил он. – Хотите вина, Катрин? У меня есть неплохое белое вино.
– Хочу, – кивнула она, стараясь держать спину прямо – только так и можно было сохранить достоинство, сидя на крайне неудобном табурете.
– Сейчас, – Джош вышел на кухню, и она услышала, как он гремит там стаканами, хлопает дверками шкафов и холодильника.
– А почему у вас нет мебели, Джош? – спросила она погромче.
– Что? – откликнулся он. – А, мебель… Зачем она мне?
– Но как же, – опешила она. – Вам нужно где-то есть, хранить одежду… спать, наконец…
Скоро он появился с двумя бокалами белого вина.
– Эта квартира не для жилья. Я здесь не сплю и не ем. Сплю я в отеле, ем в ресторанах. В отеле, кстати, тоже есть химчистка. Но не мог же я вас позвать в отель! C’est un mauvais ton, как говорят наши друзья французы.
Катрин все еще пребывала в недоумении:
– А зачем вы ее сняли?
– Не совсем я. Это служебная квартира ФБР, – признался он. – Теперь вы можете сдать меня вашему КГБ.
– КГБ давно нет, и вы это знаете, – насмешливо сообщила она.
– Какая разница, – он сунул ей в руку один из бокалов. Катрин вздрогнула – ледяное стекло обожгло ей пальцы.
– Какое холодное…
– Как вы. Холодное вино для холодной дамы.
Катрин почувствовала себя задетой.
– Я не холодная. Почему вы так говорите?
– Простите, – ответил он. – Я не хотел грубить.
– Я пытаюсь держать себя в рамках. Вы бы не назвали меня холодной, если б я бросилась вам в объятия?
– Как вчера? – спросил он.
– Я не бросалась вам в объятия вчера, – Катрин растерялась от его нахальства. – Все произошло случайно.
– Каждая случайность – хорошо замаскированная закономерность, – заметил он. – Но вам было приятно?
– Было. И что из того?
– А вы не понимаете? Если мужчине и женщине хорошо друг с другом – это о чем-то говорит.
– О чем же?
– Ну, по крайней мере, что у меня есть шанс… или мог быть, если б вы мне его дали…
– Простите, – Катрин покачала головой. – Невозможно.
– Да нет, – выдохнул Джош. – Разумеется, возможно. И вы это понимаете – даже лучше, чем я. Иначе б сейчас не дрожали, как испуганный птенец.
Он поставил свой бокал на пол и стал обходить ее, замершую на высоком табурете, осматривая, словно экспонат в музее. Каждый шаг его отдавался эхом в гулкой тишине квартиры и – сладкой тревогой в сердце Катрин. Он остановился позади, и через мгновение его руки оказались у нее на талии. Пальто соскользнуло с плеч, а горячие губы коснулись ее шеи. Бокал в руке Катрин предательски задрожал, и вино всколыхнулось.
– Я прошу вас, Джош, – хрипло прозвучал ее шелестящий голос. – Прекратите.
– Но вам же приятно, – она чувствовала его дыхание у самого края волос, там, где ее грива была собрана в узел. Одна за другой, с легким стуком шпильки посыпались на пол. А он продолжал водить губами по ее шее, и от его нежности у Катрин темнело в глазах.
Не смея пошевелиться, Катрин словно заледенела. Ей казалось, что сделай она хотя бы одно движение – произойдет непоправимое, что уже нельзя будет вычеркнуть из жизни никогда. Она замерла и ждала, сама не понимая, чего. Что-то должно произойти – потоп, пожар… Землетрясение, наконец… Что угодно, лишь бы унять этих бабочек, трепет крыльев которых в солнечном сплетении не дает ей дышать. Но небо не обрушилось, и табурет под ней не загорелся. И наконец, не получив ни малейшего отклика, он с досадой оставил в покое ее волосы и шею, и отступил на шаг.
– Я люблю вас, – услышала Катрин. – И что мне теперь делать?
– Все пройдет, – тихо ответила она. – Вам просто кажется.
– Мне кажется, – прошептал он. – Мне кажется, что я люблю вас всю жизнь. Вы сейчас уйдете?
– Конечно, я уйду.
– А что делать мне?
– Я не знаю, – с внезапной, совершенно неожиданной для себя болью вскричала Катрин. – Я не знаю, Джош. Перестаньте меня мучить.