И Майе действительно позвонили. Только позвонили ей из приемного покоя больницы, куда Лизу отвез дежурный полицейский патруль. Ее нашли в сквере, в изорванной одежде, с выбитыми зубами, всю в крови и синяках. Стоял октябрь с его ночными заморозками, и если б патруль нашел ее на час позже, девочка умерла бы от переохлаждения.
Насильников задержали на следующее утро. Приятели Лизиной подружки, Паша и Игорек, молодые лбы по восемнадцать лет каждый, вызвавшись проводить Лизу домой после вечеринки, завели девушку в сквер поглубже и там надругались над ней. Они долго мучили ее, а когда та потеряла сознание, бросили умирать.
Но Лиза ненадолго пришла в себя и сумела подползти поближе к аллее – там ее и нашел патруль… Сначала они подумали, что девочка мертва и вызвали скорую – «на труп». Но потом, нащупав еле заметный пульс, один из полицейских закутал ее в свою куртку и немедленно отвез в ближайшую больницу…
Все сделали вовремя – и Лиза осталась жива. Но в коридоре суда парень, спасший Лизу, признался Майе: на него давят. Он должен заявить, что девочка была пьяна, когда ее нашли лежащей в темной аллее сквера. А Лиза не пила – вообще. Ее мутило от одного запаха спиртного. Но это не помешало дежурному врачу заявить, что она находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения и даже предоставить выписку из карты, где сие черным по белому было написано. Врач этот опускал глаза, встречаясь взглядом с Майей, но в суд приехал на новенькой машине. И оказалось в результате, что Лиза – законченная алкоголичка, Паша и Игорек тусили совершенно в другом месте, а Майя требовала с их семей денег, чтобы отказаться от обвинения…
Слезы ярости текли по ее лицу, а в голове бушевали самые черные мысли. Майя думала – если она все так оставит, то сама не сможет с этим жить, а как будет жить Лиза? Сейчас ее девочка молчит, уставившись в одну точку. Единственный раз ее отвезли для дачи показаний в суд – и чем все кончилось? Увидев насильников, она забилась в истерике. Накачанная успокоительным, Лиза все же дала показания, прозвучавшие невразумительно и невнятно – она словно через силу выталкивала из себя спутанные и туманные фразы. Адвокаты подсудимых воспользовались ее состоянием и добились оправдательного приговора…
– Я сама их прикончу, – прошептала Майя. Ненависть скрутила ее, и дыхание стало хриплым. – Я это так не оставлю, я сама их прикончу, ублюдков.
– Сядешь, – услышала она голос.
– О господи! – охнула Майя, оглядываясь. Она никого не видела, но остро ощущала чье-то присутствие. – Кто здесь? – проговорила она громко.
– Неважно, кто, – голос звучал тихо, но очень уверенно. – Какая тебе разница, кто я?
– Что вам надо? – Майя привстала со ступеньки. – У меня ничего нет.
– Прям таки и нет? Я знаю совершенно точно, что у тебя есть дочь. И ты должна о ней думать.
– Какое вам дело до моей дочери, – разрыдалась Майя. – Вообще, какое кому дело до нас?..
– Ты ошибаешься, – мягко возразил голос. – Нам есть дело, – голос выделил слово «нам».
– Кому это – вам? – продолжала рыдать Майя.
– Во-первых, если хочешь что-то услышать, прекрати реветь, – строго сказал голос. – Иначе смысла нет продолжать. Ты все равно не слушаешь.
– Зачем мне вас слушать, – Майя всхлипнула, но полезла в сумку за платком, чтобы вытереть слезы и высморкаться. Хотя почему она должна повиноваться этому таинственному голосу, обладателя которого она не видит, и, судя по всему, не увидит? Она привстала и заглянула в межлестничный пролет – никого. Тогда она повернулась и посмотрела назад – решетчатая дверь на крышу и на ней – небольшой, но надежный замок.
– Напрасные старания, – снова услышала она голос, но в нем не прозвучало насмешки. Вообще, он был крайне серьезен – с первых фраз.
– Итак, ты готова со мной поговорить?
– Зачем? – в недоумении спросила Майя. – Мне некогда, у меня дочь больная дома.
– Знаю я все про твою дочь. Она подождет. Как бы ей вообще без матери не остаться. Мы все слышали, что ты тут плела про то, что убьешь их сама.
– Какое вам дело? – возмутилась Майя. – Подслушиваете здесь и ничего не знаете!
– Мы все знаем, – ответил голос, проигнорировав ее слова о подслушивании, – мы в высшей мере внимательно следили за процессом.
– Кто это – вы? – раздраженно спросила Майя.
– Органы возмездия, – серьезно сказал голос.
– Кто? – растерянно переспросила Майя. – Органы чего?
– Возмездия, – спокойно повторил голос. – Что непонятного? Мы согласны с тобой, что совершена чудовищная несправедливость, и так оставлять все нельзя. Они должны поплатиться. И они, если ты хочешь, поплатятся.
– Что значит – если я хочу?
– А то и значит – если захочешь, чтобы все осталось, как есть – мы не будем вмешиваться. В таких делах все решает только воля потерпевшей. В идеале, мы должны спросить у твоей дочери, чего хочет она. Но мы считаем, ты имеешь право решить за нее – девочка больна и неадекватна. Она может принять неправильное решение. Ты тоже можешь – но тебе мы можем объяснить. И можем тебя остановить.
– Остановить меня? – в ярости задохнулась Майя. – Только попробуйте! Я убью их собственными руками!
– Конечно, – согласился голос. – Но есть нюансы.
– Какие еще нюансы?.. – проворчала Майя.
– Нюанс первый – у тебя есть оружие? Нет? И как ты собираешься их убивать? До них не так просто добраться.
– Я – доберусь.
– Допустим, – голос не стал спорить, а продолжил: – Нюанс второй – ты, после того, как, предположительно, убьешь одного, будешь сразу же арестована и до второго уже не доберешься.