– Вы ходите сказать, что это Ксавье нас ограбил и убил Люсьену? – перед Анной поплыли очертания комнаты.
– Это неопровержимо доказала экспертиза ДНК, – кивнул Дюваль. – Именно он оставил свои волосы и… гм… другой биологический материал на вашей постели, мадам…
Анна закрыла лицо руками и зарыдала.
– Избегайте незнакомцев, мадам, – посоветовал Дюваль. – Они бывают опасными.
– Но, – Анна вдруг перестала плакать, – но он же участвовал в концерте вместе со мной. Как это возможно?
– Это нам еще предстоит выяснить. Но из российского посольства сообщили, что камеры наружного наблюдения засекли его, торопливо подбегающего к посольству в шесть семнадцать вечера. Убийство произошло между семнадцатью сорока пятью и восемнадцатью часами. Так что теоретически можно за полчаса, по périph – на байке, например… Или на скутере. Мы выяснили, что у его soumise есть скутер, только пользовался им Десангр.
– Но вы говорите, что его самого убили. Кто?
– Как кто? – удивился Дюваль. – Конечно же тот, кто навел его на вашу квартиру, вернее, на квартиру вашей подруги, мадам Перейра́.
– Но зачем?!!
– Не знаю, – покачал головой Дюваль. – Расследование еще не закончено, мадам.
– Я все же не стал бы утверждать столь категорично, что его убил именно наводчик. Он якшался с такой публикой в этих клубах, – инспектора Морана передернуло, – дело обставлено как ограбление… Ведь если б не всплыло убийство на улице Girardon, искали бы сейчас грабителя. Мы отследили звонки Ксавье Десангра – последние два месяца он часто звонил на неавторизованный номер. Взгляните, вы не знаете, кто бы это мог быть?
Анна мельком взглянула на листок блокнота.
– Нет, не знаю.
– К сожалению, номер не в сети – и как раз с того часа, когда был убит Десангр. Словно убийца выкинул сим-карту сразу после преступления. Простите, мадам, я по-прежнему уверен, что организатор – человек из вашего ближнего окружения…
…Его занесло в тот клуб совершенно случайно. Не зная, как приступить к порученному ему непростому заданию, он бесцельно шатался по Парижу. Перейдя мост Бир-Хакейм, он оказался в Пасси. Он увидел тускло освещенный вход и странных людей, которые, прежде чем войти, подозрительно осматривались. Охранник с сомнением ощупывал его взглядом, но не выказывал ни малейшего намерения пропустить его внутрь. Так, вероятно, ему и пришлось бы фланировать дальше по бульвару Гренель, но один из прибывших посетителей, видимо, местная шишка – костлявый белесый человек лет тридцати пяти – внимательно оглядев его с головы до ног, сделал едва уловимое движение бровями. И вот тяжелая дубовая дверь гостеприимно распахнулась перед ним. Его добрая фея сразу же растворилась среди посетителей, а он подсел к барной стойке и заказал бурбон. Чтобы не демонстрировать очевидное любопытство, он старался не слишком пристально разглядывать находившихся в зале. Стоило изрядных усилий себя сдерживать – публика собралась, надо сказать, необычная. Скорее всего, днем эти люди – вполне добропорядочные парижане. Почти все они были одеты в черное, кто в кожу, кто в латекс, кто – в элегантные вечерние костюмы и платья. Он пил бурбон маленькими глотками, осторожно ощупывая глазами участников вечеринки, стараясь ни на ком подолгу не задерживаться. Опасный огонь мерцал в глазах гостей, которые, однако, вели себя спокойно и с достоинством, словно всех их объединяло некое великое таинство. Взгляд его упал на молодого парня на соседнем табурете. Мальчик был облачен в черную косуху, на носу сидели полицейские очки – не из дешевых. Он сжимал плеть, которой оглаживал худенькую блондинку в коротеньком черном платье, на полу у его ног. Словно собаку. В «строгом ошейнике», от которого к руке парня тянулась толстая, громыхавшая при каждом его движении, цепь. Аксессуары не выглядели бутафорскими – девушка еле дышала в жестком и тесном ошейнике, а на концах плети посверкивали стальные наконечники. Зрелище впечатляло, но где были его разум и инстинкт самосохранения, когда он, наконец собравшись с мыслями, заговорил с таким нестандартным субъектом у стойки бара?..
– Работа нужна? – спросил он мальчишку, и тот заинтересованно улыбнулся. Пока его глаза был скрыт темными стеклами очков, улыбка выглядела детской и застенчивой.
– Какая? – произнес мальчик мягким голосом и сделал глоток из стоявшей перед ним бутылочки перье.
– Непыльная, – лаконично сообщил он.
– Кому ж не нужна непыльная работа… – снова улыбнулся мальчик и протянул ему свободную руку. Второй он держал цепь, а хлыст пристроил рядом с барным табуретом. – Ксавье Десангр, – представился он. Выговор выдавал в нем парижанина.
– Чем занимаетесь, Ксавье? – он и не подумал представиться в ответ – не стал унижать себя вымышленным именем, а назваться собственным – чистое безумие…
– Я – танцовщик, – услышал он в ответ и вздрогнул – да возможны ли такие совпадения?
– Неужели, – пробормотал он.
Мальчик продолжал улыбаться:
– Что, не похоже? – Ксавье, наконец, снял очки. У него были голубые глаза – холодные, бессовестные – глаза человека, которому неведомы страдания и сомнения. Да-а…
– Я не специалист, – усмехнулся потенциальный работодатель. – Выглядите колоритно, – он кивнул на девушку у ног Десангра.
– Ах, эта… – Ксавье отпустил цепь, и она с грохотом упала на пол. То, что он сделал потом, лишило его собеседника дара речи – мальчишка пнул девушку в спину ногой в тяжелом ботинке: – Va-t’en! Пшла вон…
Та покорно отползла в сторонку и осталась сидеть на полу, обхватив колени и прижав их к подбородку. Она и не подумала убежать – осталась ждать, пока хозяин позовет ее снова. Окружающие не выразили ни малейшего возмущения по поводу столь нестандартного обращения с девушкой – просто обходили ее чуть стороной, словно чужое имущество, которое нельзя подобрать в силу хорошего воспитания.