– Но у тебя же еще есть Софи, – робко попыталась возразить Анна.
– Эта выжившая из ума Софи! – в сердцах рявкнула Жики. – Она иногда забывает, как ее зовут. С ней даже поговорить не о чем!
– Ш-ш… – испуганно оглянулась Анна. – Она услышит.
– Пускай слышит! Значит, ты решила меня бросить!
– Да не хочу я тебя бросать. – Анна уже была не рада, что затеяла этот разговор. – Я хочу, чтобы ты чувствовала себя свободнее.
– Чушь! – грозно произнесла дива. – Сейчас же скажи, что никуда не уедешь! И что не будешь искать себе квартиру. А когда я умру…
– Что ты говоришь, Жики! – воскликнула Анна.
– А когда я умру, – упрямо продолжила Жики, – я эту квартиру оставлю тебе.
– Ага, – фыркнула Анна. – И разоришь меня на налогах! Не вздумай! И хватит об этом. Клянусь, не буду искать квартиру.
– То-то же, – проворчала тангера себе под нос. – Ишь, чего надумала…
В это время в домофон позвонили. Анна краем уха услышала, как Софи открыла входную дверь, с кем-то переговорила, затем дверь хлопнула, и спустя несколько мгновений Софи вошла в гостиную с длинным кожаным футляром благородного шоколадного цвета, с витой металлической ручкой и замками из темной латуни.
– Что это? – подняла брови тангера.
– Для мадемуазель Анны, – коротко ответила горничная и протянула футляр растерянной Анне. Взгляд молодой женщины упал на логотип, тисненный на кожаной крышке.
– Кажется, я знаю, что это, – прошептала она и щелкнула двумя изящными замочками.
На бархатном черном ложе благородно мерцал небесно-голубой шелк и переливалась драгоценная ручка, обтянутая золотым кружевом…
– Позвони Моник, – еле слышно проговорила Анна. – Пожалуйста, Жики.
Тангера взялась за телефон. Несколько минут пылких приветствий, затем коротко заданный вопрос и столь же короткий ответ. Жики положила трубку.
– В Попечительском совете Opera de Paris нет антиквара по имени Франсуа Фицджеймс…
Август 2012 года, Лондон
…Катрин еще раз придирчиво осмотрела стол, накрытый в гостиной. В центре возвышался капустный пирог, ее гордость – пышный, золотистого цвета, источавший уютный и густой аромат. Тересу она отпустила и все готовила сама – гость, которого они с Сергеем ждали, был особенно им дорог.
Антон позвонил пару дней назад и сообщил, что приедет в Лондон на три дня по делам холдинга. Он предложил встретиться в ресторане, но когда Сергей передал приглашение Катрин, она возмутилась – чтобы не принять лучшего друга у себя дома – это ни стыда, ни совести не иметь. Она настояла, чтобы Антон пришел к ним на Куинс-гейт, и чуть не поссорилась с Сержем, который попытался возражать – мол, зачем ей все эти хлопоты на кухне, когда можно чудесно провести время в ресторане. Она слышать ничего не хотела – и вот стол накрыт, она одета подобающе случаю, причесана, накрашена – беспристрастное зеркало отразило ее прелестный облик. Катрин еще раз провела щеткой по блестящим каштановым волосам и поправила выбившуюся прядь.
Скоро они придут – ее муж и ее друг. Как давно она не видела Антона! Последний раз они встречались на ее свадьбе. Это было весьма скромное событие – сначала регистрация в районном загсе, а потом, вечером, нешумное застолье в маленьком ресторане. Антон – единственный, кого они позвали из старых друзей. Катрин сожалела об отсутствии Анны – та уже уехала в Париж. Антон старался держаться, но был словно заморожен печалью. Улучив минуту, Катрин села рядом с ним и прижалась головой к его плечу. Он вздрогнул.
– Почему ты к ней не поедешь? – спросила она.
– Не надо, Катрин, пожалуйста, – его губы болезненно скривились. – Если ты об Анне…
– О ком же еще? – грустно улыбнулась она. – И все-таки? Почему? Ты же знаешь, где она?
– Теперь знаю, – меланхолично кивнул он и опрокинул в себя рюмку водки. – Еще бы!
– Я уверена, Анна тебя ждет, – ласково произнесла Катрин. – Она будет рада.
– Ты сама не веришь в то, что говоришь, – поморщился он.
Катрин остро хотелось утешить его – но как? В действительности, она ничего не знала об Анне, кроме того, что та живет в Париже, у Жики. Но ей было жаль Антона до такой степени, что у нее щемило сердце. Он почувствовал это и нежно обнял ее.
– Катрин, милая, – он постарался улыбнуться. – Не нужно меня жалеть.
– Я не… – начала она.
– Не нужно, я справлюсь, не сомневайся. И будь счастлива. Ты заслужила. Я так рад за вас с Сержем…
Она так и не смогла смягчить его боль, иссушить слезы, которыми истекала его душа. Они не встречались более после ее свадьбы. Катрин и Серж уехали в Лондон, но она часто думала об Антоне: как живется ему одному – без той, которую он без памяти любил…
И вот она услышала щелканье дверного замка, потом голоса: – «Катрин, милая, мы пришли!» И выбежала в холл.
Антон радостно улыбался ей, распахнув руки. Взвизгнув, она повисла у него на шее, покрывая поцелуями его щеки и бормоча: «Как я рада. Антон, как я рада!» Он поцеловал ее в макушку: «Ты еще красивее стала, Катрин, – улыбнулся он, убирая со лба прядь светлых волос, – каждый раз смотрю на тебя и думаю, есть ли предел твоему совершенству».
– Эй, полегче, друг мой, – предупредил Булгаков, но более для приличия. – Она моя жена.
– Ты никому не позволишь об этом забыть, – Антон хлопнул его по спине. – Ну, показывайте, как вы тут живете…
– Скучно, – вздохнула Катрин. – В Москву хочу.
– Что там делать, в этой Москве, – откликнулся Антон, проходя за нею в комнату. – Дожди и холод собачий… Тощища смертная. У вас тут хоть тепло. Н-да…
Полдня стояния у плиты были оценены по достоинству. Еда, приготовленная Катрин, исчезала со стола, пирог имел грандиозный успех, а запивали они его красным сухим вином. После пары бокалов разговор оживился. Антон с большим удовольствием рассказывал о жизни в Москве, старательно избегая упоминать о Кортесе и Орлове. Он так нарочито их игнорировал, что Катрин не выдержала: «Ну, а как там остальные поживают?» Булгаков нахмурился, а Антон сначала тревожно покосился на него, потом повернулся к ней.